Dyatlov Creek

В Свердловске последний день сборов был 23 января, и проходил в лихорадочной суматохе.

- Где мои пимы?

- В трамвае на мандолине играть будем?

- Конечно!

- Соль забыли!

- Где Дорошенко, почему не забирает 20 пачек?

- Дайте 15 копеек позвонить!

- Безмен, безмен где?

- Не влазит, у черт!

- Ножик у кого?..

Незадолго до выхода в тесной комнате общаги собираются провожающие. И, хотя времени в обрез, все вовремя успевают  на станцию. В вагоне до трех ночи распевали песни, среди которых много новых. С нами Семен Алексеевич Золотарев, инструктор Коуровской турбазы,  бывший фронтовик. Лицо у Семена широкое и скуластое, а глаза азиатские, с прищуром, хитрое веселье глубоко в них затаилось, никакими слезами, никаким горем не выправишь. Усы как у франта, когда смеется или поет, во рту сверкают металлические фиксы. От старых фронтовых привычек остались лишь чиненые шилом ботинки, да солдатские обмотки на ногах. Поначалу Семена чурались, все-таки человек он новый, но вот он запел баритоном, прихлопывая тяжелой ладонью по колену:

Шла коза в лес за питанием,

Занималась воспитанием:

- Эй, козлята, осторожней, рядом волк.

Волк! Цумба, цумба, цумба, цумба!

Только двери закрываются -

В доме танцы начинаются,

А козлята понимают в танцах толк.

Стучат копыта, стучат копыта,

Козлятам юным неведом страх,

А дверь открыта, а дверь открыта -

И волк в дверях!

Ах! Цумба, цумба, цумба, цумба!

А козлята развлекаются!

Смотрит волк и удивляется.

Волк - бедняга широко разинул пасть,

Пасть! Цумба, цумба, цумба, цумба!

Только что же получается -

В ритме танца волк вращается,

Волку странно: это что же за напасть?

Волчишка серый, ты просто серый

И в наших танцах ни бе, ни ме,

Танцуй быстрее, и мы сумеем помочь тебе.

Бе-е-е! Цумба, цумба, цумба, цумба!

И с тех пор такое водится:

За козой лишь дверь закроется,

Волк приходит. Он козлятам очень рад.

Рад! Цумба, цумба, цумба, цумба!

Молочко он пьёт из вазочки.

Вот вам факты, а не сказочки.

Подружились волк и семеро козлят.

Семен так забавно изобразил сердитого волка, который подружился с наивными и веселыми козлятами, что все рассмеялись. Рустик Слободин сходу подхватил мелодию, он очень хорошо играет на мандолине. А за окном вставала заснеженная уральская тайга.

Приехали в Серов рано, в семь утра. Обосновались до вечера в помещении начальной школы. Очень тепло нас встретила местный завхоз, согрела воды, девочкам дала разные принадлежности для шитья. Отблагодарили тем, что в перерыве между сменами организовали встречу с учениками, рассказывали о походах, о снаряжении. Потом они все провожали нас на поезд, даже расплакались, не хотели отпускать. В тот же день, около полуночи, были уже в Ивделе, а  утром выехали первым автобусом в Вижай.

Ехали с группой Блинова, нас вместе двадцать человек, получилось до потолка. Нижние сидели на сиденьях, на куче лыж, на рюкзаках. Пассажиры второго этажа сидели на спинках сидений, находя места для ног на плечах товарищей. Колька Тибо - так упирался всем своим телом в потолок. Тесно было не настолько, однако, чтоб не петь, что и делалось почти всю дорогу до Вижая.

Женя Синицын с Зиной пели:

Если б были глаза твои не такие синие,

А над ними бровей не такие линии,

Всё равно б я любил без конца и края!

А за что, а за что? — Я и сам не знаю.

Если б губы твои не были б медовыми,

Не стекали б с ресниц огоньки бедовые,

Всё равно б я любил без конца и края,

А за что, а за что? – Я и сам не знаю.

Если б нежный твой взгляд так не грел бы ласкою,

Все равно б для меня ты б казалась сказкою!

Этой сказкой твоей я живу и мечтаю!

А зачем, а зачем? – Я и сам не знаю.

Эта последняя, эта песня уже совсем светло легла на душу. Вообще, многое, даже и в этот день, было пронзительным и грустным в то же время.  В дороге много говорили о любви и о поцелуях, о счастье, о дружбе, и прочем, и прочем… Спорили, каждый хотел перекричать другого. Но превзошел всех Саша Колеватов, хотя казалось, будто говорит с чужих слов.

Доехав до развилки, автобус пошел по прямой в деревню Шипичное и должен был вернуться за нами через час, а нам было предложено выйти прогуляться. Четверка наиболее шустрых ушла далеко вперед  и зашла посмотреть электростанцию в поселке Талица. Вдруг возглас: "Автобус!" Кинулись в двери, но, увы, поздно. Автобус прошел мимо, и мы вынуждены были бежать за ним во всю прыть, лелея надежду, что судьба милостива и, быть может, мы догоним его. Однако первая же сотня метров наглядно доказала преимущества пятидесятисильного двигателя. Наши пятки мелькали далеко позади автобуса, а разрыв все более увеличивался. Перспектива шагать тридцать километров по шоссе без завтрака и обеда уже представлялась вполне реальной, как вдруг… Я же упоминал, что судьба милостива. Милость ее выразилась в том, что какая-то девушка, пожелавшая ехать в Вижай, остановила объект нашего преследования. Через минуту мы уже благополучно сидели в автобусе на втором этаже сидений.

В Вижай приехали часа в два. Блиновцы собираются ехать дальше на 41-ый лесоучасток, а потом  держат путь на запад, к Молебному камню и горе Ишерим. Мы же остаемся наверняка ночевать. Проводили блиновцев со слезами. Настроение испорчено. На прощание Люда с Зиной опять спели Синицыну: "Если б были глаза твои не такие синие..." В общем, было очень и очень тяжело.

Вечером сходили в кино, оставив домовничать в вижайской гостинице Дорошенко и Колеватова. Смотрели "Золотую симфонию". Юрка Кривонищенко все стонал и причмокивал губами от восторга. Вот это маленькое счастье, которое так трудно выразить словами. Какая изумительная музыка! Настроение после картины стало значительно лучше. Игорь Дятлов стал просто неузнаваем, пытался танцевать, припевая: "О Джеки, Джом".

Вообще, дальше нам надо было бы на Северный 2-й, но дело уже шло к вечеру, и мы решили остановиться на лесоустроительном участке у вольнонаемных рабочих. Приехали в поселок на машине без тормозов, сломанные рессоры и прочее. Только в тайге можно на любых машинах ездить. Встретили нас очень гостеприимно, разместили в отдельной комнате в бараке.

Лесоучасток в полутора сотнях километров от северного городка Ивдель. Нет радио, нет газет. Рабочие - самые разные, кто после армии приехал на заработки, кто остался здесь после освобождения из лагеря. Живут в вагончиках, на казарменном положении. Долго не задерживаются – увольняются. Есть широко эрудированные, и даже встретившись с ними в городе, никогда б не подумали, что это человек, который все свое время проводит в тайге. Зато как поют! Тихо, от души. Песни старые, которые мы забыли и никогда не поем. Это так хорошо! Почему мы не поем таких хороших, уже забытых песен.

Погода нам улыбается, ветер должен был дуть в спину по пути. Ребята договорились, что до 2-го Северного довезет рюкзаки лошадь, до него 24 км. Мы помогли вознице дедушке Славе разгрузить воз сена и стали ждать лошадь  - она ушла за сеном, дровами.

Купили 4 булки хлеба. Мягкий теплый хлеб, две булки сразу съели. Около четырех часов пополудни тронулись. Тепло, лыжи катятся плохо. Места живописные, много скал. Дед Слава уверяет, что летом речку Лозьву можно перейти вброд. Много теплых, горячих ключей. Часто попадаются незамерзающие полыньи и места, где всегда под слоем снежка незамерзающая вода, и после таких мест надо сдирать с лыж наледь. Лошадь шагает медленно, но как приятно идти без рюкзаков!

Поздно ночью, в сплошной темноте нашли поселок, и только по проруби догадались, где пригодная для жилья изба. Загорел костер из досок. Задымила печь. А после ужина в горячо натопленной избе на кроватях бросались шутками до трех часов ночи.

Утром разбудил всех бубнящий говор Юрки Кривонищенко и Сашки Колеватова. После завтрака часть ребят во главе с Юрой Юдиным, нашим геологическим лидером, пошла в кернохранилище, надеясь набрать камней для институтской коллекции. Ничего кроме пирита, да прожилок кварца в породе там не оказалось. Юрка Юдин сегодня уезжает обратно домой - застудил спину, когда ехали на лесной участок на ГАЗ-63 наверху, намерзлись ужасно. Жаль, конечно, с ним расставаться, особенно девчонкам, Люде с Зиной, но ничего не поделаешь.

Собирались долго: мазали лыжи, подгоняли крепления. Скорей бы в путь, на лыжи... Как-то мы пойдем?