Dyatlov Creek

Молча стоим мы тесной кучкой на пятачке обледенелого склона.  Нас девять. Нет, не девять – мы все здесь, живые и мертвые. Нас сотни тысячи – людей, избравших право быть первыми. И если судьба шепчет нам чуть слышно: «Ваш черед!» - у нас нет выбора.

А пока мы все здесь.

С нами замерзшие в одночасье на пронизывающем ветру Юра Дорошенко и Георгий Кривонищенко, рухнувший на камни тяжелой черной звездой Коля Тибо-Бриньоль, погребенные и смятые под водянистым снегом Люда Дубинина и Семен Золотарев, уснувший в ледяной могиле Саша Колеватов, сгоревший в отчаянном одиночестве  Юра Юдин.

В кругу живых вижу застенчивую улыбку Зины Колмогоровой. Кто знает, как она, щуплая девчонка, тащила на себе по грудь в снегу двух тяжелых беспамятных парней? Кто видел эту страшную двойную колею, алый бисер крови по колее и в конце её попеременно теряющих сознание Игоря Дятлова и Рустема Слободина, тянущих друг друга в минуты просветления вверх и вверх, подальше от холодного перезвона мертвого ручья...

Мы его видим – вырастающий на тонкой ножке   прямо из снега на склоне грибообразный столб. Очень смахивает на ядерный взрыв. Верхняя часть этой чудовищной воронки размыта ветром и смазана полосами снегопада. В 20 метрах с наветренной стороны полощется маленькая палатка. Пристраиваемся неподалеку и ложимся в снег ничком. Через 5 – 10 секунд какая-то неведомая сила подбрасывает всех наверх.

К гулу бьющего над головой столба снега и ветра уже притерпелись.  Как в замедленной съемке я видел эту вздымающуюся тёмную стену, в которой черной кляксой мелькнула и пропала шапочка Рустема. Группа цепью уходила вниз по склону. Вокруг словно снарядными взрывами поднимались застывшие лавовые буруны. Рев прорыва давил на уши, перехватывал грудь.

Кого-то резко бросило  вперед, и он припал к земле, будто тряпичный. Очертя голову мы уходим по каменным грядам, в открытое лицо хлещет и разлетается сухой снежный град.  Уходим, уходим, пятясь, все дальше от запавшего солнца, сбивая ладони и лица, опрокидываясь на склоне.

Стоя спиной к узкому крутому распадку, верхняя часть которого теряется в снежном цирке, я пропускаю мимо себя тяжело бредущую вереницу товарищей.  Слабый выдох ветра ударяет легким кулаком в лицо. В овраге нарастает шипящий гул лавины, спрессованный воздух раздирает легкие.

В последнее мгновение, когда изжеванное тело тонет в белом киселе, а слабеющее сознание ищет мучительный путь в узком колодце без дна к берегам той реки, от которой нет возврата, в яркой вспышке я вижу самого себя…

Белый шум – это равномерный шум без резких звуков и перепадов, например, шум воды, музыка лесного ручья глубоко под снегом. Раньше такой шум издавали ещё старые телевизоры, когда не были настроены на программу. Эту мучительную мелодию много лет воспроизводят участники самодеятельного интернет-расследования гибели группы Дятлова у подножия горы Хоолат-Сяхыл в феврале 1959 года. Сами себя они называют «дятловедами», почти постоянен набор объединяемых имен: П.Бартоломей и Г.Цыганкова, Ю.Кунцевич и А.Нечаев, В.Борзенков и Е.Буянов, О.Веденеева и В.Кудрявцев, А.Кошкин и М.Пискарёва, А.Ракитин и Г.Никишина, Г.Кизилов и О.Архипов, А.Коськин и А.Алексеенков, Ю.Якимов и В.Якименко… Для большинства интернет-читателей это уже целостное направление, по крайней мере, по основному выделяемому признаку.

Что же это за признак? Все эти персонажи тяготеют к моделированию. Они охотно и часто формулируют версии трагедии, но на поверку оказывается, что эти мировоззренческие на вид модели – не предназначены для того, чтобы быть воплощенными в реальности. Всё это – пародии, причем у «дятловедов» объект пародии безмерно широк, как весь советский миф. Это сверхреальность, описываемая чудовищным новоязом и преодолеваемая только с помощью шоковой терапии.

Сцена для трагического действия, место, где находят своё воплощение их идеи и образы, оформлена не без двусмысленности: возвышенность, господствующая над устьем реки Лозьва, и стекающие вниз к притоку обледенелые следы-капельки. Овраг тонет в ночи, ветер сеет снежную стружку, каменные гряды, служащие настоящим дрекольем при спуске, фонарики, тёмное зеркальце ручья. Под сибирским кедром, в свете костра, древнейшего символа покоя и умиротворения, погибают, от не пойми чего, молодые люди.

... Читать дальше »