00:23 Мёртвая гора |
Название горы Хоолат-Сяхыл произошло от ханты-мансийского «хоолат» - мертвецы. Это гора с многочисленными останцами на водораздельном хребте на юго-юго-восток от горы Лунт-Хусап-Сяхл между верховьями рек Луусум-Яя и Аавыспия-Яя (р. Ауспия). Терминами «хоола» (ед. ч.), «хоолат» (мн. ч.) манси называют заплесневелых, замшелых - покрытых уже мхом, мумифицированных, высохших, окаменевших мертвецов или скелеты, обнаруженные по прошествии длительного периода: месяцы, годы, десятилетия, века и т.д. Когда в доме или в роду кто-либо умирает, на время всего траура термин «хоола» и его производные являются табу, употребляются иносказательные варианты: савын патум ут «впавший в страдание некто», ловумтам ут «обмытый некто». В общении людей употребляется иногда грубая нетактичная форма в отношении недругов, мучителей, убийц, преступников "сорумн патум ут" - покойник, успоший, букв. «в смерть впавший некто». Кроме того, "хоола" считается самым тяжким оскорблением во время ссоры, буйного скандала, даже хуже, чем нецензурное слово. На массиве есть отрог Хоолат-Сяхл-Нёл или просто Хоолат-Нёл «Отрог горы мертвецов». На левом берегу Авыспи-Яя (р. Ауспия) есть гора с названием Хоолат-Нёл-Патта-Сяхл «(Высокая) гора у конца отрога Хоолат-Нёл». Патта - тупик; конец.(1) С южной стороны горы Хоолат-Сяхл расположена седловина Хоолат-Сяхл-Муунинг-Сори «Седловина со скальными останцами при горе Хоолат-Сяхл». Мунинг - со скалами-останцами; с камнями (глыбами)-останцами. В списке Б. Мункачи седловина значится как Монинг-Сори: 6. Moning-Sori' (Moning hegyszoros; a hol Кузьма Монинъ renei legelnek) (Muncacsi, Bernat. Vogul nepköltesi gyüjtemeny / Bernat Munkasci. - Budapest, 1896. - K. IV., стр. 438).(2) Здесь, как и во многих других случаях, кажущаяся простота скрывает невероятно сложный комплекс представлений. На самом деле, четкое разделение понятий смерти и жизни должны были бы взаимно исключать друг друга, однако они одновременно и предполагают друг друга, ибо жизнь не кончается смертью, потому что смерть есть иной вариант жизни. Например, вот какая цепь умозаключений следует из того факта, что во сне был увиден некогда умерший родственник: «Если приснился ушедший в нижний мир – значит, его тело не разложилось, он жив и хочет навестить родственников, значит нужно идти к нему на встречу, делать поминки». Как правило, пожилые ханты на вопрос, есть ли у них родители отвечают: "Есть, но они мертвые". К.Ф.Карьялайнен из угроведов был первым, кто обратил внимание на множество терминов доя обозначения мертвого, противопоставляемых термину lilen в значении живой, свежий... Среди них, например, suram, kalam, kali (ср. с мансийским «хоола»); два последних термина означают «падаль», «мертвечина». К.Ф.Карьялайнен не придал этому факту особого значения. В.Н.Чернецов (3), восстанавливая последовательность представлений о живом и неживом, пришел к выводу, что «Действительным признаком смерти является... физическое разрушение тела, т.е. его разложение» (Чернецов 1959). Такое представление о смерти он отнес к наиболее ранним из поддающихся исследованию. В.Н.Чернецов как бы поставил под сомнение существование стадии всеобщего оживления по крайней мере в культуре обских угров.(4) Рассмотрим прежде более простые вещи, чем сам человек. С точки зрения хантов, основное отличие живых предметов от мертвых заключается в способности оказывать действие на другие предметы, в ряду которых находится и сам человек. Живые предметы обладают одним или совокупностью признаков: дышать, двигаться, расти, издавать звуки, видоизменяться. Живыми будут: человек, животное, деревья, вода (в реке), снег (падающий), гром (это рябчик, у которого на зиму замерзло горло), огонь (это невидимая женщина в красной одежде), ветер, бубен (потрескивает, реагируя на изменения температуры) и т.д. Все невидимые духи - хозяева, а так же их изображения являются живыми существами. Предметы, не обладающие перечисленными признаками, относятся к разряду неживых (.nt.lilenki), т.е. не имеющих lil. Таковыми будут упавший снег, вода в посуде или дождевая вода (lawet jenk), кусок земли, пень. Неживые предметы могут переходить в разряд живых, если они, в частности, проявляют способность к движению, какому-либо изменению или обратят на себя внимание животного, человека. Камень, доселе лежавший, был неживым, но вдруг скатился с горы - стал живым. Многое из живого (духи) невидимы, поэтому человек должен доверять собаке (собаки, как и шаман, видят духов). Смерть одного предмета дает начало другому: жизнь и смерть - это бесконечное чередование состояний. Снег (падающий) живой, но ложась, умирает; вода в реке - живая, но умирает, превращаясь в лед; лед живой (трещит), но умирает, превращаясь в воду. Туман живой и поднимаясь, умирает, превращаясь в тучу, туча умирает, рассеиваясь каплями дождя. В фольклоре часто идет речь о воде, но всегда с прилагательными, небезучастно к общему содержанию: вода дождевая; вода, приготовленная из растопленного снега, стремительно бегущая и т.д. Интересен и другой путь «перехода» неживых переходов в разряд живых. Какой-либо предмет, не дышащий, не двигающийся, не является живым, однако становится таковым, если имеет внешнее сходство с человеком, животным, т.е. двигающимся, растущим. Если этой формы не достает - можно придать ее искусственно. Наоборот, «уничтожив» форму, человек лишал жизни "предмет". Так ханты поступали с медведем-людоедом или змеей. Убить выстрелом или задушить при помощи удавки считалось недостаточным, поэтому требовалось сжечь или расчленить. Для обозначения такой смерти есть специальный термин - taren. Форме, внешнему виду в воззрениях хантов придавалось очень важное значение. Различным духам жертвовались не обязательно животные, но их изображение из дерева, бересты, теста; иногда чучело. Для более детального выяснения вопроса о значении формы вернемся к анализу некоторых состояний человека. Причиной сна, болезни, сумасшествия, как уже говорилось, является уход из тела жизненной силы lil. Но это не всегда и не обязательно ведет в смерти. У человека имеется и вторая жизненная сила - это образ (тень), которая исчезает с разложением тела: здесь смерть неизбежна. С точки зрения хантов, человек полную активность имеет при наличии внутренней и внешней жизненных сил. В наших материалах имеются сведения о том, что в далеком прошлом сумасшедших приносили в жертву, поскольку их считали мертвыми. В.Н.Чернецов в связи с этим ссылается на данные фольклора, где говорится о том, что люди с внутренней болезнью считаются мертвыми, хотя они ходят, разговаривают и т.д. (Чернецов 1959). Что касается значения внешней жизненной силы, то здесь точно так же: люди, имеющие какие-либо дефекты, считались мертвыми. В связи с такими представлениями, захоронение человека, причиной смерти которого было разрушение тела, выглядело совершенно иначе, ибо обряд как ритуал, не осуществлялся; хоронили таких не на общем кладбище. В этом случае имеет применение название трупа как падаль. Наоборот, обертывание тела берестой, погружение его в выдолбленную «по фигуре» колоду предполагало сохранить, по сути дела, продлить жизнь умершему. Обряд погребения был предельно упрощен, если кости человека находили не в анатомическом порядке. Разрушительное действие, как известно, оказывает огонь, и описанная традиция не допускает применение огня в погребальном обряде. К.Ф.Карьялайнен писал: «Для того, чтобы полностью обезвредить врага, уничтожить его без остатка, древние угры сжигали его труп». (Katjalainen 1921). Если в представлениях хантов отсутствовало понимание смерти как естественного конца жизни, то представления о смерти как о небытии, несомненно, имели место, и связываются они с разрушением тела. На разных этапах развития представления о живом-неживом выглядели неодинаково, в результате их переплетений и наслаиваний сложился сложный, с трудом поддающийся расчленению комплекс. Самыми ранними в традиционных представлениях следует считать те, которые связываются с целостностью тела, внешностью, но не с внутренней жизненной силой, способной существовать вне тела, сводимой к свободной душе, душе-дыханию. Термин "lilenki", применяющийся по отношению ко всему живому и обозначающий "дышащий", не охватывает всего многообразия предметов, считающихся живыми. В воззрениях далеких предков хантов антропо- и зооморфные искусственные и естественного происхождения предметы не являлись духами: они просто считались живыми. Еще несколько слов о культовых местах манси и их классификации. Известно, что бассейн верхнего течения Северной Сосьвы в XVI - XVIII вв. являлся местом активных миграционных процессов: манси, вытесняемые русскими людьми с западных склонов Урала, через верховья Лозьвы вышли на Северную Сосьву, заставив уйти далее на восток ранее проживавших здесь хантов. Передвижения манси внутри данного региона приводили к образованию собственных поселков и, соответственно, местных святилищ различных рангов. Нередко новый дух-покровитель оказывался «сыном» покровителя пауля, из которого часть жителей отселилась, образовав при этом новый поселок. Осваивая территорию, манси населяли ее и образами известных им богов и духов. Мансийские святилища, расположенные в бассейне Северной Сосьвы, можно разделить на пять основных категорий: культовое место территориальной группы, место предка-покровителя селения, памятное место, женское место и домашнее святилище. Все упомянутые категории святилищ были встречены в бассейне крупнейшего притока Северной Сосьвы - Ляпина. Памятные места и женские святилища в верховьях Северной Сосьвы на протяжении текущего столетия не встречены. К святилищам территориальной группы можно отнести следующие: культовое место Нер-ойки и Чохрынь-ойки на оз. Турват (почиталось манси, проживавшими у восточных склонов Урала - в верховьях Лозьвы, Пелыма и Сосьвы); святилище Чохрынь-ойки в Усть-Тапсуе (манси верхнего и среднего течения Северной Сосьвы, бассейна р. Тап-суй); культовое место Ялпынг-Аки (манси селений, расположенных в бассейне р. Тапсуй). Следует отметить, что у ляпинских манси святилища территори-альных групп могут быть разделены на два типа. Первый из них - межфратриальное культовое место (Торум-кан). Второй, например, святилище бога войны Хонт-Торума, связан с бытованием у манси в про-шлом военно-потестарной организации, когда каждый «князь» имел своего «идола», служившего идеологическим обоснованием единства населения «княжества». Что же касается верхнесосьвинских манси, то появление у них святилищ территориальных групп трудно связать с бытованием в прошлом тех или иных социальных структур. С определенностью можно говорить лишь о том, что почитаются здесь весьма значимые персонажи мансийского пантеона. С традицией почитания духов-покровителей территориальных групп манси связано периодическое проведение общественных жертвоприношений в определенные сроки. Это, естественно, не исключает принесение жертвы духам-покровителям по иному поводу (начало охоты, болезнь, проезд в районе святилища). К местам почитания предка-покровителя селения можно отнести святилища Лептит-ойки (Самбиндаловы; Яны-пауль), Йипых-ойки (Тасмановы; Халпауль), Каль-Нехос и Тулям-ур-ойки (Номины, Няксим-воль), Торм-ойки (Пуксиковы; Хангласам, Хулимсунт), Мис-хум-ойки (Алкадьевы; Менкв-я-пауль), Полум-торум-пыга (Вынгелевы; Верхне-Нильдино). Данные святилища находились в непосредственной близости от «своих» селений и могли посещаться не только представителями фамилии, ведущей происхождение от предка-покровителя, но и мужчинами других фамилий, проживающих в селении, в сопровождении хранителя места. А. Каннисто делил жертвенные места на яны-кан «большое жертвенное место» и мань-кан «малое жертвенное место». Мань-кан могло располагаться за каждым домом в селении, тогда как яны-кан являлось культовым местом, общим для жителей всей деревни или нескольких рядом расположенных селений. Мань-кан посещали и женщины, им запрещалось находиться только рядом с жертвенным деревом; женщины могли присутствовать при жертвоприношении и находиться у жертвенного костра. Более строгие правила для женщин существовали при посещении яны-кан: они не могли подходить к костру во время жертвенной церемонии; на некотором удалении разводили свой огонь, на котором варили жертвенное мясо. Хоолат-Сяхыл не является ни священной, ни культовой горой для манси, молебный камень находится на горе Ойка-Чахл в верховье р. Вижай. Ойка-Чахль (в других источниках – Ойка-Чахл; в наиболее искаженной форме – Ойна-Чахл, Ойкачакур и Ойка-Чакур) – является неточным, русифицированным. Истинным следует считать мансийское название Ойка-Сяхыл, что переводится как «Старик-гора» или «Хозяин-гора». У манси эта гора обожествляется; является священным местом, куда простому человеку путь закрыт. «Старик-гора» выступает одним из главных героев мансийской мифологии. (1) Т. Д. Слинкина: Мансийские оронимы Урала. Ханты-Мансийск, ОАО ИД "Новости Югры", 2011 (2) Перевод: 6. Монинг-Сори (Горный перевал с камнями-останцами; где Кузьма Монин пасёт (перегоняет) оленей). (3) Валерий Николаевич Чернецов (17 марта 1905 — 29 марта 1970) — угровед, этнограф и археолог. (4) Чернецов В.Н. Представление о душе у обских угров . Исследования по вопросам первобытных религиозных верований. ТИЭ,1959.Т.51.
|
Просмотров: 7977 | |
Всего комментариев: 0 | |